Ночь опустилась на никогда не спящий, беспокойный Киркволл; тьма накрыла его словно одеялом, отпуская на волю всю преступность, весь разгул беззакония, который творит свои дела во мраке, скрываясь под черной дымкой ночи. Ночь – притон для преступлений, не сосчитать, сколько людей кануло без вести в темное время суток, ограбленные в узких проулках, кровь скольких омыла мостовую, впитавшись в серый равнодушный камень, одному Создателю ведомо, сколько невинноубиенных душ нашло покой подле Его трона.
Сидя в обветшалой лачуге, снятой специально для сбора всей контрабандной шайки, Гаррет задумчиво смотрел в окно на уже сгустившуюся тьму, грезя о теплом доме, еде и спокойном сне, скатываясь в простые собачьи желания. Увы, мечтам не суждено было сбыться: Атенриль назначила сбор, а, следовательно, нужно сидеть и дожидаться, когда королева почтит черный люд своим визитом. Пёс, лежащий у ног хозяина, тихо гавкнул, словно на что-то жалуясь, и Гаррет опустил руку на его широкую спину, успокаивающе поглаживая.
- Вонючий собачник, - раздалось из противоположного угла, но Гаррет даже не повернул головы в сторону говорящего, не удостаивая того своим драгоценным вниманием. С напарниками Гаррет не ладил, да и не желал, собственно. Слишком велика была пропасть между ними, хотя какой смысл рассуждать о каких-то различиях, когда все в одной лодке?
Из того же угла, откуда прилетело ругательство, доносился звон бутылок и тихий гомон, порой перерастающий в бурный хохот: остальные члены проводили время с удовольствием и пользой, а Гаррет молча сидел в стороне, глядя на дверь и дожидаясь, когда, наконец-таки, явится грозный лидер контрабандистов.
С душераздирающим скрипом несмазанных петель отворилась чуть покосившаяся дверь, и в помещении материализовалась Атенриль, которая с разбегу в карьер начала распекать всех, на кого только пал её грозный взгляд.
Порой, глядя на эту женщину, Гаррет испытывал немое восхищение: хрупкая на вид эльфийка была хваткой дамой и умудрялась держать под своим каблуком весьма опасных индивидуумов, и те стелились перед ней, боясь её гнева, словно щенки перед грозным дрессировщиком.
Когда поток ругани иссяк, женщина, даже не переведя дыхание (и как в горле от такого крика не пересохло?), начала рассказывать о предполагаемом задании, услышав которое Гаррет приуныл.
Группка наемников с Хоуком во главе должна проникнуть в портовые помещения, дабы в обилии ящиков найти один нужный с контрабандной порцией строго запрещённого к пересылке сырого лириума.
- Ну что, собачник, - детина с рыжей окладистой бородой и веснушчатым лицом вперил взгляд блеклых карих глазок из-под опухших покрасневших век на ферелденца, - ты так и будешь сидеть с видом шлюхи-недотроги, или всё же отправимся на дело? А то смотри, не погнушаемся и воспользоваться твоим шалавистым видом в личных целях, - и детина (вроде бы его звали Клаус, а вроде и нет, Хоук не запоминал их имён, ибо напарники менялись, словно стеклышки в калейдоскопе) звучно загоготал, призывая к смеху товарищей.
- Друг мой любезный, - Гаррет улыбнулся напарнику, но в улыбке не было и капли дружелюбия: Хоук стал подобен змее, желающей вцепиться неугодному собеседнику в горло, - уж лучше я всё сделаю сам. Зачем вам эта морока, вы же так заняты… - в каждом его слове сквозило ядовитое пренебрежение.
Гаррет ненавидел навязываемых напарников. Этих неотёсанных мужланов, идиотов с полным отсутствием головного мозга, потерянного ими же в безудержном пьянстве и бесконтрольном блядстве, причем зачастую незаконном – один из напарников даже не удосужился оторваться от двенадцатилетней девчонки, которую с упоением трогал за все доступные места. В глазах у неё были слёзы, и Гаррет испытывал двойное омерзение и беспомощность от осознания того, что сделать ничего не способен – за время работы он четко уяснил, что быть героем и рыцарем чести среди контрабандистов, которые порой мало чем отличаются от наемников-головорезов, опасно.
Естественно, они согласились на предложение мага, да и кому хочется такой темной ночью отрываться от девочки и выпивки, чтобы отправляться в неуютный и продуваемый всеми ветрами Недремлющего Моря холодный порт, чтобы во всеобщем бедламе грузов найти один-единственный, который именно сейчас, ни раньше, ни позже, потребовалось принести под грозную ревизию Атенриль.
Легче уж было всё сделать самому, нежели тащить за собой ненужный балласт, именуемый дешёвой рабочей силой. Поэтому, не дожидаясь ответа, Гаррет вышел из обшарпанной лачуги и поднял ворот мантии, уткнувшись в неё носом. Верный мабари, наречённый Кромсаем, побежал за хозяином, цокая острыми когтями сначала по деревянному полу лачуги, а затем по мощёной мостовой.
Путь до порта составляет считанные минуты, особенно если знать, где можно срезать. В темноте в проулках ходить опасно для жизни, да и себе дороже, но Гаррет не гнушался заглянуть в лицо опасности. Наверное, в этот день удача была на его стороне, поэтому без особых затруднений он добрался до причала, замерев на вершине лестницы, чуткое ухо уловило где-то вдалеке ругань. Нецензурная, площадная брань висела в воздухе, судя по всему, кто-то был очень зол и раздосадован. Хотя необязательно: подручные Атенриль в большинстве своём ругались по поводу и без, пересыпая свою речь нецензурщиной, которая поначалу резала слух, а потом маг научился просто её не замечать. Зачем? Лишний повод для раздражения и не более того.
Но крики не умолкали, и поэтому Хоук решил отойти немного от намеченного маршрута и проверить, кого так распекает припозднившийся прохожий.
Направившись к источнику шума, Гаррет замер за домом и осторожно выглянул из-за его угла – тщательно отработанное до мелочей движение, без которому незаконному дельцу просто никуда.

Гаррет всегда гордился тремя вещами: искрометным юмором, который зачастую использовал не к месту, весьма сомнительным на вид природным обаянием, которое видел только сам, но не окружающие, а также боевым псом мабари. Пёс, конечно, к понятию «вещь» не относился, но хозяин им и впрямь очень гордился. Мабари, как и было положено этой породе, был умён, благороден, предан до самого мозга собачьих костей и абсолютно непоколебим в бою, на поле брани превращаясь в кровожадную машину для убийств, не чувствующую даже боли.
В семье Хоуков он появился месячным неуклюжим и голенастым щенком, покачивающимся на толстых кривоватых лапках и следующим за всеми членами семьи по пятам, разражающимся громким звонким тявканьем, если кто-то из них имел наглость оставить «ребёнка» одного. Споры по поводу имени шли не на жизнь, а на смерть, члены семьи устраивали нешуточные баталии между собой, раздумывая, как назвать щенка, а сам виновник переполоха, склонив на бок ушастую голову, с интересом смотрел на людей, словно любопытный ребёнок на отчаянно конфликтующих родителей. Не достигнув консенсуса и единогласия в решении проблемы, каждый стал звать мабари по-своему, однако, отозвался тот лишь на имя, данное Гарретом, – Кромсая. Выросший на сказках и легендах, впитываемых с молоком матери, Хоук обожал сказание об отважном воине-мабари, который принял смерть вместе с хозяином, оставшись с ним до последней минуты. В его честь и был назван щенок, и имя ему, судя по всему, полюбилось. С кличкой Хоук не прогадал: как и его знаменитый тезка, пёс вырос верным, преданным и благородным, наряду с этим ещё умным и внимательным, а за хозяина, которым бесспорно избрал Гаррета, был готов сражаться до последней капли крови.
Стоит ли упоминать, что своё когтистое и зубастое «оружие» Хоук любил и берёг, а пёс с лихвой платил ему тем же?
Хоук заметил, что мабари заметно напрягся, приняв боевую стойку, литые мышцы перекатились под блестящей, песочного цвета шкурой, из груди вырвалось низкое, утробное рычание, предупреждающее всех, что с этим псом шутки даже не плохи, а опасны для жизни, блеснули острые клыки, которыми. Кромсай за час мог сточить большую кость. Нарушителем собачьего покоя (Гаррет невольно усмехнулся, когда фраза «собачий покой» промелькнула в его голове) был юный, перепуганный эльф, абсолютно несчастный, с влажными от слёз щеками, который в оцепенении ужаса смотрел на Кромсая, явно умоляя Создателя отвести карающую длань в виде кровожадного волкодава куда подальше.
- Кромсай, нельзя, - предостерегающе произнёс Хоук, хватая пса за широкий кожаный ошейник, - а ты проходи спокойно, - мужчина обратился к пареньку, зажав упирающегося пса коленями.
Характерный лязг доспехов где-то вдалеке заставил уже и Гаррета напрячься каждой клеточкой тела; этот грохот всё приближался, действуя на нервы и зарождая внутри большие опасения и подозрения вкупе с ощущением, что Хоук попал, причём попал по-крупному.
- Уж не за тобой ли погоня, малыш? – протянул Хоук, изучающее глядя на юного эльфа.

Кромсай отчаянно рвался, но уже не к ночному знакомому, а в ту сторону, откуда доносился металлический звон, и Гаррет сдерживал пса, хоть и понимал, что таким образом словно тянет время:  тот, кто со всех ног рвётся сюда, явно не желает просто пробежаться по округе, дружелюбно угощая всех элем, одаривая драгоценными камушками, отпуская смешные шуточки и приглашая на ночлег. 
Буквально через несколько мгновений и подтвердились подозрения Гаррета о полной и бесповоротной заднице, которая постерегла-таки мага на пустынных темных улицах. Живописная группа, состоящая из нескольких стражников и храмовника, закованного в тяжелую сталь (и как только они в таких доспехах передвигаются-то!) неуклонно приближалась, оглашая окрестности грозными выкриками, причём угрозы их полились и в сторону контрабандиста.
Объектом их преследования оказался именно тот перепуганный юноша, который заметно напрягся, но в итоге переборол себя, встав рядом с Хоуком и гордо произнеся, что сей ночной патруль устраивает забег под полной луной именно в его честь.
«А мальчишка-то..не промах!» - уважительно присвистнул Гаррет, и в золотисто-карих глазах его загорелись озорные огоньки от предстоящей авантюры, в которую явно тянул его молодой эльф. Не тянул бы, не встал бы плечом к плечу с магом, словно прося помочь ему задать хорошую трепку представителям городской стражи и рыцарю Церкви.
Внезапная вспышка света привлекла внимание мужчины, и тот заметил на ладонях юноши маленькие обжигающие снопы огня, после чего они незамедлительно полетели в блюстителя порядка. Крик боли разнёсся по мостовой, а запах паленых волос и жареной плоти просто шибанул в нос, и Гаррет поморщился, понимая, что в скором времени вряд ли посмотрит на бифштекс.
Атака эльфа подействовала на контрабандиста сигналом к действию, и мужчина отпустил пса, который
незамедлительно и с гневным рыком кинулся на одного из стражников.
Стражники-то ладно, Создатель с ними, полноватые коренастые мужички, привычные скорее к тихой и спокойной службе в Верхнем городе, где главные их враги - карманники, срезающие кошельки у богатых достопочтенных господ, а вот храмовник представлял собой реальную угрозу, ибо маг прекрасно знал, что они из себя представляют. Хоук не раз дрался с представителями этого ордена, всё же одерживая победу, но приползая домой абсолютно без сил, которых даже не успевал набраться, ибо буквально спустя пару часов срывался и убегал в логово контрабандистов под грозные очи Атенриль, которой раны Гаррета были интересны примерно так же, как и полная версия Песни Света.
Пока острые клыки Кромсая оставляли вмятины на доспехе стражника, Хоук устремил свой взгляд на храмовника, молниеносным движением доставая из голенища высокого сапога маленький перочинный ножик с острым лезвием. Мгновенный, почти незаметный жест, и на рукаве мантии уже расползается темное пятно, становясь всё больше и больше. На какой-то миг мужчине показалось, что глаза храмовника в прорезях шлема блеснули победным огнём: ну надо же, двух отступников поймал, а один ещё и малефикар!
- Прости, дорогой, - промурлыкал Гаррет, собирая в себе силу и полностью концентрируясь на предстоящем заклинании, - сегодня не твой день.
Боль пронзила всё тело, кровь словно вскипела в венах, превращаясь в раскаленную смолу, обжигающую изнутри, но Хоук уже не обращал внимания на эту мелочь. Чуть бордовая дымка с резким металлическим запахом крови облаком окутала храмовника, на миг лишая того части сил и заставляя замереть в растерянности, но этой секунды Гаррету хватило, чтобы достать посох, при этом задорно произнеся:
- Ну что, поиграем?

Говорят, что магия – дар Создателя, но лучше бы Он не разбрасывался своими щедрыми подарками направо и налево, а если бы вообще держал такое сокровище при себе, ни с кем не делясь, было бы вообще замечательно. Хоук частенько думал, что, не будь магии, жить было бы намного легче, но, увы, ещё и скучнее. Зато храмовников не было бы, и это существенный плюс.
Кровь горячей болью билась в венах, опутывая храмовника всё более расползающимся туманным маревом, но в мозгу, на удивление Гаррета, билась абсолютно не имеющая к происходящему мысль:
«Атенриль узнает – убьёт…»
Хотя причём тут узнает она или нет, кто положил ночной патруль и храмовника (Хоук безоговорочно верил в свою победу, думая о служителе Церкви, как о будущем безымянном трупе, спрятанном где-то в темных углах Клоаки) заодно? Она будет гневаться в любом случае, ибо Гаррет определённо запаздывает со своим заданием. Но, снявши голову, по волосам не плачут, раз уж ввязался, то выстоит до конца. Не бросить же этого мальчишку одного на произвол судьбы, хотя он, конечно, тоже не промах.
«Счастье, что Авелин не было в этом патруле» - боевая подруга, конечно, не ополчилась бы против Хоука, но после битвы она бы непременно приложила его мордой лица о свой щит, который уже не раз встречался с физиономией контрабандиста.
Внезапно темный туман, окутывающий храмовника, рассеялся, гонимый яркой вспышкой чуть голубоватого света, и очертания служителя Церкви стали чуть четче, а потом кровавое марево и вовсе пропало, не сдерживая более рыцаря, который сразу же кинулся в сторону малефикара.
Плотнее стиснув зубы, Хоук полностью сконцентрировался на своем посохе.
«Сука. Рассеял все мои старания своей проклятой святой карой!» - гневно подумал он, пятясь назад и уклоняясь от атаки наотмашь, которой храмовник явно планировал раз и навсегда покончить с магом.
Нападение, уклонение, очередная атака, выставленный блок лезвием посоха… Борьба похожа на танец: легкая, невесомая, можно даже сказать, плавная. Обладая грацией и умением твердо стоять на ногах, можно преуспеть в этом деле. С легкостью уворачиваясь от атак, Хоук отступал от храмовника всё дальше и дальше, пока в спину не уперлась стена, означающая, что всё, финита ля комедия, пятиться больше и некуда, путей к отступлению нет, есть лишь один – вперёд. Отбив очередную атаку, которой храмовник метил в грудную клетку мага, естественно, не защищённую доспехами и прикрытую лишь тканью далеко не новой мантии, Гаррет сильнее стиснул древко посоха, собираясь с силами…и маленький сноп ослепительно-белого света вырвался из верхушки посоха, пролетая в опасной близости от лица храмовника, но не задевая его, лишь отвлекая внимание. Моментальная человеческая реакция – быстро проследить, что это такое, куда оно направилось и не представляет ли опасности, но этого секундного замешательства Хоуку хватило, чтобы вновь выхватить кинжал, метя храмовнику аккурат в прорезь шлема в надежде попасть в глаза.
«Надеюсь, кровью всё же не заляпаюсь, а то матушка категорически отказалась отстирывать мою одежду».

Лезвие вошло легко, словно в масло, и вопль боли разнёсся по пустынной безмолвной площади, но Хоук, не медля ни секунды, сдёрнул с храмовника шлем, отбрасывая его в сторону, моментальным движением вспарывая мужчине горло. Яркие сочные брызги взметнулись в воздух, оседая каплями на мантии мага, служитель Церкви потянулся было к увечью в бессмысленной попытке зажать его руками, но Гаррет полоснул кинжалом вновь, углубляя рану. Хоук мог поклясться, что воочию увидел строение человеческой глотки, однако, это минутка образования лишь нагнала на мага неконтролируемый приступ дурноты вкупе с каким-то непонятным весельем. Мужчина упал большим кулем на мостовую, ещё конвульсивно дергаясь, но уже затихая; кровь мощными толчками выбрасывалась из раны вместе со слюной, которая пузырилась на глянцевой поверхности кровавого моря. Наверное, этого храмовника после ночного патруля ждут родители, жена, дети, но на войне, как на войне. Не убьёшь ты, убьют тебя, простая истина выживания.
- В таком случае я рад, что помог тебе избавиться от этой маленькой неприятности, - малефикар присел на корточки рядом с чуть подрагивающим телом, без смущения обыскивая храмовника. Мертвые не ругаются, они лишь безмолвно со всем соглашаются. Наверное, в какой-то степени они всё же лучше живых.
«Так, это у нас что? Кинжал? Замечательно. И склянка с лириумом не повредит. О, кошелёк? Прелестно!»
Вопрос эльфа был достаточно интересным, и Гаррет поднял на юношу глаза, тихо рассмеявшись:
- Как родился, так и стал им. Не видал Круга ни разу и, надеюсь, что не увижу вовсе. А зачем ты интересуешься? Почём мне знать, не оттащишь ли ты меня за определённую плату в стены этого уютного загона для магов? - поднявшись на ноги, малефикар отряхнул мантию от каких-то невидимых пылинок, хотя зряшное, по сути, дело, ибо всю мантию то тут, то там усеивали кровавые пятна, от которых, скорее всего, не избавиться и вовек.
- Меня зовут Гаррет, а этого товарища, - мужчина кивнул лохматой головой в сторону упоенно облизывающегося от крови пса, - Кромсаем. Кромсай, лапу! – скомандовал хозяин, и мабари тут же уселся перед эльфом, протянув тому большую мощную лапу с длинными острыми когтями.
Фразу про учителя маг пропустил мимо ушей. Кто, находясь в здравом уме, попросит малефикара стать своим наставником? Разве что полный псих, на которого парнишка был категорически не похож.

Отвратительный запах крови стоял в воздухе, ударяя в ноздри, и даже ветерок, который пришёл со стороны моря и принёс свежесть, не смог прогнать этот смрад, который проникал, казалось, в самую душу. Пахло не только кровью, пахло смертью вкупе с ужасом и безысходностью. Гаррет ненавидел этот запах всеми фибрами своей души, хотя, казалось, уже и привык к нему, как и к виду чужих смертей, ибо это всё стало для него уже обыденным. Нет счёту всем тем бедолагам, которые легли от руки Хоука, оставшись ненайденными телами где-то на дне моря, в опасных закоулках Клоаки и в прочих темных мрачных местах, в которых искать что-то зряшное (а зачастую ещё и опасное) дело.
Тела беспорядочно валялись тут и там, в сумерках они казались какими-то пропитыми забулдыгами, кои просто не доползли пару-тройку кварталов до своих домов и упали там, где пришлось, да и затуманенная алкоголем голова приказала, но черные лужи крови, поддёрнутые плёнкой и пустые, невидящие глаза, смотрящие куда-то вдаль, прогоняли эту иллюзию.
«И что с вами делать, ребята?» - мрачно подумал Хоук и вздохнул, а вслух произнёс совсем другое, поддерживая завязавшуюся беседу:
- Волк – неверное сравнение, - покачал головой мужчина, отводя взгляд от распластавшихся на мостовой тел, - волков ценят за их замечательную пушистую шкуру, которая мало того, что теплая, так ещё и крепкая. А за что ценят нас? Мы вызываем один только бесконтрольный страх и заслуживаем смерти самим фактом своего существования.
Гаррет частенько думал о Круге и каждый раз приходил к выводу, что лучше издохнуть всё в тех же темных опасных переулках, нежели  покорно плясать под чью-то дудку, но Арнану об этом говорить не стал. Судя по его словам, мальчишка жил в Круге с детства, и Хоук не хотел показаться слишком грубым, столь резко высказываясь об этом загоне для магов. Своё мнение лучше держать при себе, зачастую оно никому не интересно. Обычная прописная истина, которой руководствовались все контрабандисты.
Паренёк продолжал свою сбивчивую речь, и маг заинтересованно к нему прислушивался. Сейчас эльф говорил о какой-то благодарности и способах её выражения.
- За спасение благодарностей не принимаю, - сразу отрезал малефикар, - но убраться отсюда я был бы не против. Спустя пару часов городская стража забеспокоится, почему от этого патруля до сих пор нет никаких известий, после чего прямым ходом направится сюда. И что же мы им скажем? Что не хотели этого, после чего упадём к ним в ноги и слёзно пообещаем больше так не делать? Поэтому я принимаю твоё предложение. Кромсай, мы уходим, - Хоук свистом подозвал пса, и тот подошёл к хозяину, уставившись на него умными глазами.
О завтрашнем дне Гаррет старался не думать. Зачем? За невыполнение задания Хоук непременно получит моральный, а то и весьма ощутимый физически пинок от Атенриль, это ясно, как божий день, как то, что днём светло, а ночью темно. Оставлять нового интересного знакомого не хотелось, уж больно любопытный паренёк попался, при этом ещё и искренний до одури.

Клоака как, впрочем, и обычно встретила заскорузлыми от грязи каменными сводами, толпами людей, борющихся за теплый уголок, стойким запахом гниения и нечистот, привычным шумным гомоном, полным ругани и отчаяния в голосах. У Гаррета и язык не поворачивался назвать Клоаку чьим-то домом. Дом – понятия уютное, какое-то нежное и даже интимное, от этого слова болезненно щемило в груди, и сразу же приходили дорогие сердцу воспоминания об уютном домишке в черте Лотеринга, скрытом вековыми деревьями, раскинувшими свои широкие зелёные лапы над соломенной крышей, уберегая от палящего летнего солнца. А теперь что? Лачуга Гамлена, постоянный вид дядюшкиной физиономии и его надрывное ворчание, крысы, денно и нощно шумящие в углах и дерущиеся с тараканами за крошки, как король Мэрик с орлесианцами за Ферелден, сам вид отвратительного Нижнего Города в высоких маленьких окошках, постоянный холод и отчаяние на лице матери…
«Привыкай, Гаррет, это твой дом и твоё законное место!» - и от этих мыслей хотелось истерично смеяться.
В импровизированную комнатушку Гаррет еле протиснулся – мешал чересчур длинный посох, который упорно не желал оказываться внутри, не проходя в отверстие: Гаррет поленился отстёгивать его, на чем, собственно, и попался. Правду говорят, что ленивый платит дважды, а то и трижды.
Пришлось снимать оружие и забрасывать в помещение, а самому лезть следом. Малефикар успел ощутимо приложиться лбом сначала о притолоку, а затем о балку, но грех жаловаться. Комнатушка была..ничтожно мала. Даже спальня в лачуге Гамлена была намного больше этого места, но Гаррет опять же ничего не сказал. У этого юнца явно за душой нет ничего, и эта комнатка единственное место, где он укрылся, создавая для себя видимость хоть какой-то защищенности.
Хоук уселся на кровать, собранную из ящиков, невольно поерзал, стараясь устроиться поудобнее.
Пёс забрался следом, улегшись на ящики и положив крупную голову хозяину на колени, становясь похожим на трогательного щенка-переростка.
- Я живу не в лучших условиях, к тому же всё отягощается постоянным присутствием моего дядюшки, старого плута и картёжника, - маг мягко улыбнулся, поглаживая Кромсая по голове, - у тебя хотя бы тихо. Надеюсь, стража переключится на что-нибудь поважнее… У меня подруга в городской страже, надеюсь, поймёт, чьих рук дело и уведёт карательные отряды куда подальше.
Авелин не раз выручала Гаррета из подобных катаклизмов, но недовольство её было порой хуже наказания, но всё же боевая подруга была бесценным товарищем и приобретением.
- Расслабься, Арнану, я не жду от тебя пира на весь мир. Я помог тебе не в надежде на какую-то благодарность, а просто потому что ты нуждался в помощи. Да и к тому же сейчас я нещадно использую тебя, прячась тут от гнева моей нанимательницы. Видишь ли, дружок, я контрабандист уже..дай Создатель памяти..год. И за этот год я четко уяснил, что запаздывать с выполнением задания опасно не для здоровья, а порой даже для жизни, - и Гаррет покачал головой.
Увидев протянутую мантию, Хоук рассмеялся:
- Дай угадаю. Стянул у Жана Люка? Я слышал, как он со вкусом жаловался Хьюберту на пройдоху-эльфа.

– Ты тоже можешь казаться для них всех странным, - парировал Хоук, и его золотисто-карие глаза смеялись, – но знаешь, все жители Киркволла странны по-своему. Не без нотки сумасшествия в бесшабашных головах, но это к ним и притягивает. Ты не представляешь, с какими очаровательными людьми я порой работаю, – тут уж Гаррет не выдержал и рассмеялся, припоминая своих напарников, саму Атенриль и прочих людей, что встретились ему в этом неуютном городе, – А я так вообще отдельная тема, я страннее в разы. Хотя бы тем, что, во-первых, не из этих мест, а, во-вторых, малефикар. Видишь ли, Круг достаточно извратил всё представление о магах крови.
Гаррет поежился, и улыбка соскользнула с его лица, уступая место несколько брезгливой гримасе. Он просто ненавидел, когда всех магов крови равняли под одну гребёнку, яростно крича о том, что они пятно на обществе, требующее незамедлительного истребления или же «милостивого» заключения в местах не столь отдалённых, именуемых Кругами. А там уж как получится: или искаженная андрастианская звезда на лбу, или же вечное преклонение пред храмовниками, а в случае неповиновения опять же украшение на лбу. Участь магов и без того незавидна, а малефикару так вообще сложно.
Но ведь все жестокости обычно творятся в Империи Тевинтер, где быть магом крови дело престижа и сомнительной чести, а устраивать кровавую баню из рабов так вообще ежедневное происшествие. Сам Хоук никого не убивал, дабы пополнить свои силы, действуя всегда за счёт лишь своей крови, поэтому рефрены на тему «маги крови убивают ради своей силы, давайте перебьём и их в отместку» вызывали у него нервный смешок и желание заткнуть говорящего. Например, увесистым кулаком, надежно защищенным легкой стальной перчаткой.
Перебинтованные запястья Гаррета были малой платой за доступ к столь могущественной магии, однако, запястья эти становилось скрывать всё труднее. Нет-нет, а кто-нибудь из семьи заинтересуется, почему это старший сын и брат постоянно скрывает какие-то мифические боевые раны.
– Не то, чтобы сложно. Главное уяснить одно-единственное правило: твои цели значат не больше, чем пьяные вопли в подворотне, а выполнение задания – всё. Хоть расшибись, а выполни, - маг поерзал, ибо мысли о неизбежном наказании нагнетали на него тоску и смятение, а зад так и чувствовал, чем дело кончится, – Ей – нет. Мне – да. Кулак у неё хорошо подвешен, да и прицел не сбит. Чуть что – сразу в челюсть.
Следующее высказывание эльфа в каком-то смысле даже возмутило Гаррета, и он ощутимо напрягся, подбоченившись:
– Кто я такой, чтобы сдать тебя, к тому же если учесть, что ты являешься моим собратом и неплохо помог мне скрыться?
Хоук, конечно, в мифические братские узы между всеми магами не верил, но юноша внушал доверие и вызывал симпатию.
– Что мы всё обо мне, да обо мне? Расскажи лучше ты, как дошёл до такой жизни, - и мужчина обвёл взглядом своды каморки.

– Дай догадаюсь сам. Потерялся на рынке и теперь не желаешь возвращаться в Круг, познав свободу? Как по мне, так лучше жить на воле и не ограничивать себя какими-то рамками. Пусть даже не жить, а существовать, но быть свободным. Эта прекрасная, прекрасная жизнь, – тихо пропел Гаррет, подражая бардам, которых частенько видел и слышал, когда жил в Лотеринге. В Киркволле бардов нет. Есть пьянчужки, любящие песни, да и пение в целом, но их завывания шедеврами назвать сложно. Пёс на коленях шумно фыркнул, словно насмехаясь над хозяйским умением (а вернее полным его отсутствием) петь, и Хоук чуть толкнул его в гладкий бок, стараясь, во-первых, согнать со своих колен почти семидесятикилограммовую тушу, которая разлеглась так, словно весила не более месячного котёнка, а во-вторых, устыдить пса. Спрыгивать ему было некуда, ибо место в каморке было строго ограничено, а вот устыдился пёс моментально: повесил задорно торчащие уши и ткнулся мордой Хоуку в бок.
Свободу маг любил и даже очень. Поэтому представить, как кто-то может быть счастлив за удушливыми стенами, видя перед собой вечно недовольные лица храмовников и старших магов, он не мог.
– Если ты так заинтересован, то я могу завтра взять тебя туда. Меня как раз ждут дела неподалёку от Церкви. Праздной толпы на площади всегда полно, невнимательных зевак тоже. Чисти себе карманы и чисти, рай для воришки, – продолжил маг, рассмеявшись и припоминая свою недавнюю прогулку по Верхнему Городу. Тогда в толпе он умудрился вытянуть в общей сумме пару золотых и прехорошенький амулет с резной стальной крышечкой, который продал торговцу побрякушками в Нижнем Городе. Если хозяин и узнает пропажу, то спрос будет уже не с Гаррета: свои тридцать серебреников он честно получил и весьма удачно инвестировал в таверне, присоединившись к картежникам, которых обобрал до нитки. Конечно, не обошлось без неприятностей, ибо лишний туз всё же выскользнул из широкого рукава плаща, но Гаррет успел быстро ретироваться, не прищемив и хвоста.
Следующий вопрос нового знакомого удивил Гаррета, и он с недоумением покосился на эльфа, в глазах его читалось невысказанное вслух: «ты не шутишь?»
– Я могу, конечно, но какой тебе от этого прок? Хочешь навлечь на себя ещё больший гнев храмовников?
Магию крови контрабандист всегда считал сложным делом. Тут порой и не от способностей зависит, а от силы воли. Всё же противостоять демонам довольно сложно, да и убедить себя не идти по кривой дорожке порой ещё сложнее. Внутри происходит словно битва титанов, один из которых сулит силу и процветание, а второй давит на принципы, причём не всегда побеждает. И если в случае с самим Гарретом этой битвы даже и не произошло, ибо принципы и чувство собственного достоинства сразу же задавили червячка искушения, то в случае с Арнану маг даже и не знал, каков будет итог. Парнишка-то толковый, а вдруг на скользкую дорожку ступит?

- В таком случае, мне тебя не понять, - мягко улыбнулся мужчина и покачал головой, - если меня лишат оружия, я одними зубами выгрызу себе пусть на свободу и неважно, какие потери при этом понесу. Говорят, я в отца. Он, кстати, в своё время благополучно сбежал из киркволльского Круга магов вместе с моей матушкой, которая была праздной аристократкой.
Легко Хоуку рассуждать о свободе, не знавши стен Круга и дня, живши за крепкой отцовской спиной и материнскими нравоучениями. Гаррет всегда был чересчур бесстрашен, чересчур самонадеян, и Малькольм всеми силами старался не подпустить неразумное чадо к церкви ближе, чем на сто миль, каждый раз разражаясь вечером художественной ругани, если молодой маг всё же смел приблизиться к опасному месту и подразнить разгуливающих с царским видом храмовников двусмысленными беседами.
«Все маги в Круге, да? А вы и впрямь уверены, что где-нибудь рядом нет опасного отступника?» - иезуитски вопрошал Гаррет, невинно хлопая длинными ресницами. Итог, правда, всегда был один и тот же. Храмовник не успевал ответить, как тут коршуном налетала матушка и, схватив упирающегося сына за ухо, волокла его домой, где ожидали долгие и изматывающие часы нравоучений, наглядно повествующие о том, что даже думать об этом нельзя, а уж тем более делать. Счастье, что к пятнадцати годам Гаррет завязал с этими рисковыми глупостями, но не из-за того, что повзрослел, в случае малефикара верна пословица, что маленькая собачка до старости щенок. Практически ежедневный привод старшего брата домой и рассказ о его подвигах перед дверьми церкви устами матушки пугал Бетани, которая боялась храмовников до нервной трясучки. Вот и пришлось Гаррету поумерить пыл во благо младшей сестрёнки, и это испытание он с блеском выдержал.
- Я читал об Истязаниях в своё время. Со стороны храмовников это все выглядит естественным отбором: недостойные сразу отсеиваются. Но уж лучше бы их не усмиряли. Кому неумеха причинит вред? Разве что себе, но никак не окружающим.
И впрямь, какой прок от усмиренных? Они вызывают лишь одну эмоцию – жалость. Да, они покладисты, но они ведь уже не люди. С таким успехом можно собак выдрессировать, всяко лучше, чем лишать человека воли и эмоций, что, кстати, и делает его человеком, хоть немного отличая от животного.
Гаррет за свою жизнь не так часто видел усмиренных, но каждый раз холодок бежал по спине мага, когда тот глядел в пустые, напрочь лишенные эмоций, словно мертвые глаза. Воистину, уж лучше настоящая смерть, чем жизнь оболочки, которая лишена души.
- Вид – не проблема. Знаю я одного торговца в Нижнем Городе, который расположился рядом с товарами Ферелдена Лирен. У него можно практически задаром приобрести всё, что угодно. И продать, собственно, тоже.
Все торговцы Нижнего Города прекрасно знали Гаррета, который частенько притаскивал им на продажу и реализацию любопытные вещички, полученные в результате драк,  разбоев или же просто украденные у какого-нибудь зеваки. В некоторых лавках маг даже имел скидку на товары – чисто символическую, пару-тройку медяков, но всё равно приятно.
«Где я живу?» - маг грустно усмехнулся, посмотрев собеседнику в глаза, - «В дыре. Нет, слишком мягко. В выгребной яме. Тоже не то. У черта на рогах. О да, дядя Гамлен тот ещё черт!»
- Я бы мог жить с моей семьёй у городских ворот, если бы мой дядюшка не соизволил всё же выйти за черту города поговорить с нами. Поэтому теперь мы живём у него. Три крошечные грязные комнатушки, постоянный холод, снующие по углам мыши и тараканы, которые устраивают нешуточные схватки за найденную еду, грязь…. Да эту лачугу легче сжечь, чем отмыть. И желательно сжечь вместе с моим дядюшкой, ибо грязь хотя бы молчит, а он ворчит.
Каждая сошка в городе знала Гамлена Амелла, правда, слава его работала против него. Все прекрасно знали, что этому прощелыге нельзя давать денег, как, впрочем, и садиться с ним за карточный стол. Проиграет, конечно, все свои гроши, но долг никогда не отдаст. Должники частенько приходили к нему с вполне ясным желанием поколотить наглеца, но Гаррет и Карвер постоянно вышвыривали их, делая это не столько для того, чтобы помочь Гамлену, а чтобы не расстраивать и без того морально убитую матушку.
- В своё время я учился магии крови по отцовским книгам, он меня и тренировал, уча постоять за себя и основам выживания. Когда он умер, я тренировал моих сестёр и брата. Поэтому, полагаю, хоть чему-то полезному, но смогу тебя научить.
Действительно, а почему бы и нет?